Жизнь в моём сознании разделилась на "до Японии" и "после Японии", но есть ещё пограничное состояние ожидания, когда я закрывала долги, заканчивала дела, встречалась с друзьями напоследок и гоняла на велосипеде по осенней Казани, которая прощально шелестела листьями. Казань прощалась со мной красиво.

Сердце сжимается в странной ностальгии, это сейчас привычно то, что я где-то там, а тогда я жила надеждой, заглушённым волнением и чувством, что вступаю в какую-то иную жизнь. Я не покидала ничего по-настоящему значительного, но уезжать от привычного было невероятно сложно, как будто я насильно отрывала от тела кусок себя.
Поразительно, насколько чётко запечатлила моя память, столь кратковременная и ненадёжная, те последние дни сентября, встречи, разговоры и ощущения. Вот Онегин на моей кровати, вот Катя со мной на собачей выставке, вот Татьяна сидит рядом в ай-баре, а вот я крепко обнимаю на прощание Лину, стоя перед "Кольцом", а на фоне играет музыка из Титаника.
Вспоминаю утро отлёта, такую долгую и одновременно короткую дорогу в аэропорт, рассвет на горизонте, прощание с папой, как сидела там и читала книгу в долгом, странно-спокойном ожидании, прерываемым кратковременными приступами паники при мысли, что меня просто не посадят на самолёт ( дурацкая история с именем на билете) и раздражением, когда кто-то нарушал мой эмоциональный кокон. Два часа просидела в казанском аэропорту, потому что я перестраховщица и приехала раньше, помню как столкнулась в самолёте с полузнакомой казанской девочкой по странному стечению судьбы именно в этот же день тоже летевшей в Японию, очередной пересмотр 2046 в Домодедово за долгие четыре часа очередного ожидания, пересадка на полный японцев самолёт и то самое чувство, вот оно, она ближе ко мне, эта страна, бортпроводницы, разговаривающие со мной на японском, и я их полностью понимавшая, просмотр какого-то фильма, кажется Малифисенты по телевизору, полусонная Нарита с огромной очередью у регистрации, наконец получена карта резидента, мой багаж никуда не пропал, и вот я ищу телефон-автомат чтобы позвонить в шэахаус и сказать, что вот я, я здесь, я приехала, сажусь на лимузин-бас и еду в Токио, наблюдая, как проносится мимо меня такая непохожая на казанскую природа, столь зелёная и летняя, как обгоняют автобус машины, а надписи на домах и рекламе полны иероглифами, которые я могу прочитать. Наверное, я ждала этого момента всю свою жизнь, просто не осознавала.

Будто сон, будто транс, странное спокойствие с тех самых пор как я вступила на границу этой страны, ни намёка на беспомощность, откуда-то отчётливое понимание, что делать дальше, а неизвестность на горизонте почти приятная, немного щекочущая нервы но с чётким осознанием, что всё в моих силах.
Сколько раз я уже проезжала уже на велосипеде мимо остановки на нищи-синдзюку, где провела полтора часа, ожидая человека от шэахауса? До сих пор помню, как с каким-то воспалённым, заострённым вниманием я ныряла в детали повседневной японской толпы, проходящей мимо. Если у меня и был культурный шок, то именно тогда.

***
Как будто ты тоже лист с одного из казанских деревьев. И вот ты высох, покраснел, оторвался от родного дерева и улетел куда-то вдаль, подхваченный ветрами. Тот ли я лист, что рос на казанском дереве? Мне кажется, это уже не я. Зерно упало, умерло и снова проросло.
Есть в этом что-то щемяще-прекрасное - в чувстве полного и абсолютного побега от своей прошлой жизни в облака. В рассвет - ведь я летела в страну восходящего солнца.